Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - Страница 2

В феврале 1468 года в Риме был открыт заговор членов академии, основанной одним из виднейших гуманистов — Помпонио Лето. Участники его, возглавляемые смелым и умным Филиппо Буонаккорзи (академическое прозвище — Каллимако Эспериенте), мечтали убить папу — ограниченного и подозрительного Павла II, восстановить в Риме республику и, возможно, язычество античного типа, поклонниками которого они были.

После 1494 года во Флоренции, колыбели культуры Возрождения и гуманизма, была свергнута власть семьи Медичи. Вершителем судеб восстановленной республики стал темпераментный и красноречивый доминиканский монах Джироламо Савонарола. Фанатически преданный религии, он в то же время резко обличал все пороки и злоупотребления католической церкви. Восстановив против себя всю церковную верхушку и, в первую очередь, широко известного своим корыстолюбием и распущенностью папу Александра VI Борджа, Савонарола продолжал свои обличения, не боясь церковных проклятий и отлучения от церкви, и был казнен как бунтовщик.

С начала XVI столетия наступает пора реформаций. Лютер в Германии, Цвингли и Кальвин в Швейцарии решительно выступают против грехов католической церкви и порывают с ней, увлекая за собой половину Европы.

В атмосфере повсеместного распространения гуманизма и критики церкви, а затем возникновения реформации воспитывался, рос и мужал Бартоломе де Лас-Касас. Типичное дитя Испании, испанский идальго, он был искренне религиозным человеком. Но гуманистические идеи, воспринятые им с юности, показывали ему все язвы церкви, требовали бесстрашной и беззаветной борьбы с этими язвами, борьбы безнадежной и потому глубоко трагической. Трагизм положения Лас-Касаса усиливался тем, что на защиту всего, что он обличал, против чего всю жизнь боролся, руководимый своими благородными, вспоенными гуманизмом идеалами, стала не только развращенная, корыстная католическая церковь, но и та социальная система, которая рождалась на его глазах, — система капитализма.

Силой определившей трагический характер жизни Лас-Касаса, — пороком, с которым ему пришлось встретиться уже с юных лет и с которым он безнадежно боролся в течение всей жизни, была неудержимая корысть, безграничная жажда наживы, являющаяся одним из основных свойств капитализма и на первых его шагах приобретающая особенно отвратительные, жестокие, кровавые формы.

Молодой капитализм требовал денег, денег и денег. Жить хорошо и спокойно без них становилось все более трудно. Безжалостное выжимание средств землевладельцами-феодалами из своих крепостных крестьян становилось недостаточным; новые способы обогащения в торговле, банковском деле, в промышленности требовали особой подготовки и доступны были далеко не всем, особенно испанским идальго, столетиями умевшим только воевать и тратить навоеванное.

Понятно, что Западную Европу уже с конца XV столетия охватила, как тяжелая эпидемия, жажда открытия способов и путей легкой, «благородной», дворянской добычи золота, которого так не хватало Европе.

Тысячи алхимиков, десятки тысяч поддерживающих их легковерных людей мечтали открыть способ создания золота химическим путем, но все попытки в этом направлении, хотя и приводили попутно к важным научным открытиям, золота не давали. Многие смутно представляли себе, что где-то за морями и океанами существуют далекие и труднодоступные неизвестные земли, в которых золото имеется в неограниченном количестве. Стоит только (мечтали они) открыть пути к этим землям, и звенящие потоки золота хлынут в пустые карманы европейцев. И вот для открытия этих путей в различных странах, в первую очередь в тех, которые имеют выходы в океаны, организуются экспедиции. На утлых парусных суденышках, не имея сколько-нибудь совершенных навигационных приборов, плохо представляя себе, куда и сколько времени надо плыть, сотни авантюристов, не боящихся даже смерти, были готовы на любые трудности и лишения, только бы достигнуть золотоносных берегов, только бы запустить жадные руки в поток блестящего металла.

И когда эти пути были найдены, вернее вслепую нащупаны, и каравеллы Христофора Колумба наткнулись на острова у берегов Америки, тысячи одержимых бешеной корыстью смельчаков бросились туда. Не останавливаясь перед самыми мрачными преступлениями, заливая открытые земли кровью, принялись грабить их, уничтожая или обращая в рабство ни в чем не повинных местных жителей.

Самые кровавые злодеяния они прикрывали именем христианского бога, якобы благословляющего правоверных католиков на любые действия по отношению к неверующим грешникам — туземцам.

«Всемогущий, всеблагой боже, — писал в своем дневнике один из первооткрывателей Америки, — дай мне в милосердии своем найти золотоносные земли». И когда земли были открыты, полагая, очевидно, что такова воля «всеблагого бога», католик-первооткрыватель грабил и убивал, как только мог.

Герой этой книги Лас-Касас не понимал, да и не мог понять, что и его воинствующий гуманизм и его жестокий, кровавый враг — неуемная корысть — рождены одной и той же причиной: молодым, начинающим свой путь по миру капитализмом и что не ему, герою-одиночке, остановить этот усеянный миллионами трупов путь; что он, как его младший современник Дон-Кихот Ламанчский, так же, как и он, типичный испанский идальго, ведет борьбу с ветряными мельницами. Но чем более безнадежной была эта борьба, тем более привлекательным кажется нам, свидетелям конца того колониализма, с которым на его первых шагах воевал Лас-Касас, фигура этого гуманиста-героя, священника и монаха, бесстрашно сражавшегося со всей гигантской машиной католической церкви, воина-дворянина, выступившего против не менее гигантской машины испанского королевства и Германской империи.