Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - Страница 22

Словно угадывая его мысли, жена булочника говорит:

— Письма донья Беатриче не оставила вам, сеньор! Служанка сказала мне, что отец запретил ей писать. Донья Беатриче не захотела ослушаться отца, но вместо письма просила меня передать вам эту книгу, — и донья Касильда достала из стенного шкафа книгу в коричневом кожаном переплете.

— Ведь это ее Петрарка! — воскликнул Бартоломе. Забыв о жене булочника, он стал лихорадочно листать страницы книги. Может быть, все же, невзирая на запрещение отца, Беатриче вложила туда несколько строк.

— Я пойду домой, сеньор, — сказала донья Касильда. — Свечу я оставлю вам. Потом, когда запрете дом, ключи положите у порога нашей двери. Храни вас пресвятая дева!

Хлопнула входная дверь. Бартоломе остался один. Он подошел ближе к свече. Снова и снова стал листать книгу. Увы, в ней ничего не было! Он с отчаянием уронил ее на пол. И вдруг… книга, падая, раскрылась на странице, которую часто читали. Он поднял книгу и узнал стихи. Он все понял: вот письмо Беатриче. Словами любимого поэта она сказала Бартоломе о своей любви, о верности, об отчаянии:

О день, о час, о смертное мгновенье,
О злобных звезд враждебный заговор!
Что ты хотел сказать мне, верный взор,
Когда меня покинул на мученья?

…Бартоломе медленно шел по ночным улицам Саламанки. Ни прохожих, ни факельщиков. Он не чувствовал резкого ветра, который рвал и скручивал его плащ. Он не слышал, как жаловались, скрипели и стонали деревья… Под камзолом он прятал маленькую книгу в коричневом переплете. Как острие кинжала, эта книга жгла его сердце. Он думал, что это и есть то «смертное мгновенье», после которого уже невозможны жизнь и надежда…

Тяжкие мысли о настоящем, воспоминания о недавнем прошлом не давали ему уснуть всю ночь. Где ты, Беатриче?

И в ответ звучали слова Петрарки из ее книги:

Мне горьки ночи, тягостен досуг:
Все, чем я жил, взяла она с собою,
Оставивши свое лишь имя мне.

Пропасть Курция

Счастлива та земля, которая примет к себе такого мужа, неблагодарная, если отвергнет, несчастная, если его потеряет…

Цицерон

После внезапного отъезда Джованни Конти, отъезда, скорее похожего на бегство, Бартоломе понял, что ушла от него безмятежная юность. Когда-то, казалось, очень давно, хотя это было всего лишь три года назад, он прощался с детством, теперь он прощался с юностью. Первое страданье сердца сделало его мужчиной. Сумеет ли он, как следует мужчине, перенести свое горе? Хватит ли у него сил? Сраженный и растерянный, Бартоломе не знал. Говорить с друзьями о своей утрате он не мог. Но куда пойти, где облегчить горе признанием и слезами?

Дон Висенте… Он поймет своего любимого ученика, как понимал все движения его души. Он не откажет ему в сочувствии, которое так необходимо страждущему.

И в то же утро, пропустив лекцию по математике, Бартоломе направился к ректору. Тот был нездоров и принял Бартоломе в своей спальне. Правда, старик не лежал в постели, а полусидел в глубоком кресле и что-то читал, но Бартоломе поразил его болезненный и усталый вид.

— Что скажешь, мой друг? — спросил его ректор. — Ты бледен, у тебя красные глаза. Здоров ли ты? Болезнь — это удел стариков. И не пристало болеть таким, как ты.

— Я здоров, сеньор. Но, если вы больны, могу ли я утруждать вас своими заботами?

— Но раз ты пришел ко мне в столь неурочный час, следовательно, я нужен тебе. А разве можно отказать другу? Расскажи, что привело тебя ко мне, и мы вместе подумаем о твоей беде.

Взволнованно и страстно прозвучала скорбная исповедь Бартоломе.

— Нас разлучили, — закончил он свой рассказ. — Разлучили навсегда! И кто же? Наши отцы… Они оказались палачами своих собственных детей, убили их любовь!

— Я понимаю твои чувства, Бартоломе. Что может быть тяжелее и горестнее первого большого разочарования и первой утраты? Твоя утрата велика, ибо я вижу, что вами владела любовь истинная и высокая.

— Что делать мне, сеньор? Куда бежать, где искать Беатриче?

— Мужайся, Бартоломе! Ты ждешь от меня другого совета, но сейчас иного я не имею права тебе сказать. Разве для истинной любви существуют время и расстояние? Образ каждого из вас живет в ваших душах, и ничто не поколеблет этого. И у вас есть такие великие союзники, как молодость и надежда.

Бартоломе жадно ловил каждое слово учителя.

— Когда мне было немногим больше лет, чем тебе, — продолжал дон Висенте, — я пережил еще большее горе. Девушка, которую я любил пылко и нежно, по воле своего отца вышла замуж за другого. К страданиям утраты прибавились муки ревности, а это страшные муки, Бартоломе. Потом она умерла. Как видишь, я не женился. В трудные дни смятенья и тоски мне помог мой любимый философ Луций Сенека. Он говорит, что из всех бедствий наибольшее — потеря любимого человека. Но и в этом случае ты должен радоваться тому, что он все-таки был у тебя… И помни: большая часть того, что мы любим, остается с нами, хотя бы сами любимые и были отняты у нас судьбой…

Бартоломе со слезами воскликнул:

— Вы настоящий отец мой! Родной отец погубил меня, приговорив к жизни более страшной, чем смерть!

— Не обвиняй родителей, это великий грех. Я убежден, что, даже невольно причинив тебе горе, твой отец думал о твоем благе. Также и отец Беатриче. Объяснение столь неожиданного отъезда я вижу в том, что мессер Конти понимал невозможность вашего брака и хотел уберечь свою дочь от еще горших переживаний.