Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - Страница 39

Загорелые полуголые мальчишки затеяли посередине узкой улицы игру. Увидев двух сеньоров, они расступились.

— Во что вы играете? — спросил Бартоломе. Алонсо, вынув из кошелька горсть мараведи, роздал их мальчикам.

— Мы устраиваем аутодафе, ваша милость! — ответил мальчуган 12–13 лет, крепыш в рваной синей рубахе. — Вот они, — и он показал на двух связанных и одетых в мешки (подобие санбенито) мальчиков, — они — еретики-лисицы! Мы будем их сжигать на костре. А я — главный инквизитор!

— И тебе не жалко сжигать еретиков? — Бартоломе положил руку на нечесаную голову «главного инквизитора».

— Жалко, ваша милость? — удивился мальчик. — Падре Бернардо из прихода Санта-Мария ла Бланка говорил нам, что святая вера учит ловить еретиков-лисиц и сжигать их на кострах.

— Это из той варварской надписи, что выгравирована на замке в Триане, — прошептал Бартоломе. — Помнишь, она кончается словами: «…Воскресни, господь. Суди свое дело. Ловите для нас лисиц!»

— А кто твой отец, малыш? — спросил Алонсо.

— Мой отец Хосе Лопес, лучший кузнец в Толедо! — с гордостью ответил мальчик, и его смуглое лицо осветилось белозубой улыбкой. — И я буду оружейным мастером, когда вырасту.

— А мой отец Карлос Лухан, — вмешался в разговор один из «еретиков», — был на каравелле «Нинья» матросом. И сейчас он в плавании, в Индии!

Бартоломе, так же как и Алонсо, опустошил свои карманы, раздав мальчикам всю мелочь, какая у него была.

— Слушай, сын Хосе Лопеса, и ты, сын Карлоса Лухана. Я приехал из Индии… — все мальчики с загоревшимися глазами тесно обступили сеньора из Нового Света. — И мне кажется, что лучше вам не играть в сожжение еретиков. Ведь не собираетесь же вы, когда вырастете, стать канониками или монахами?

Веселый смех был ответом на этот вопрос.

— Вот видите! Станете вы, как и ваши отцы, оружейными мастерами или моряками. Так не лучше ли вам играть, скажем, в путешествия?

«Главный инквизитор» воскликнул:

— Правильно! Бежим на реку! Дядюшка Бласкес за два реала даст нам свою старую лодку, и мы поплывем открывать Индию! И я буду адмиралом! А вы — командой каравеллы!

Радостными криками «команда» выразила свое согласие.

— Эй, Санчито, Фелипе, — сказал адмирал «еретикам». — Дуйте, да побыстрее, на рынок и купите припасов для плавания.

— Прощайте, сеньоры! — крикнули мальчишки и понеслись вниз по крутому спуску к темному полноводному Тахо…

— Ты прирожденный наставник и учитель, Алонсо! Смотри, они уже забыли об этой постыдной игре в сожжение еретиков.

— Я давно хотел спросить тебя, Бартоломе, зачем Испании инквизиция?

Бартоломе немного замялся, а потом сказал:

— Видишь ли, Алонсо, христианская религия на земле существует почти тысячу пятьсот лет. И вот зародились ереси, то есть заблуждения ума. А с тринадцатого века…

— Нет, Бартоломе, не надо. Когда капеллан Себастьян учил меня христианской вере, он рассказал мне обо всем этом. Я не об истории религии тебя спрашиваю, а о том, зачем нужна в Испании инквизиция?

— Считают, что инквизиция нужна для сохранения чистоты веры и укрепления королевской власти…

— Бартоломе, ну что ты говоришь! Ты ведь сам не веришь в это! Как может добрый христианский бог, который учит прощать даже врагов, требовать сожжения живых людей? А у короля есть солдаты и алькальды.

Бартоломе угрюмо молчал. Он давно уже ждал этих вопросов.

— В Севилье слуги рассказывали мне, что на площади в Триане часто сжигают ни в чем не повинных людей, по доносам! — продолжал Алонсо. — И когда я спросил падре Себастьяна, он только тяжело вздохнул и сказал мне, что Христос велел прощать еретика не семь, а семьдесят семь раз… и не карать за ересь смертью! И все-таки еретиков сжигают, и я знаю, что не только слуги ходят…

— Но ведь я не хожу! — перебил Алонсо Бартоломе. — И никто из нашей семьи не ходит!

— Но вы же знаете об этом! Так как же…

— Довольно, Алонсо! Я не знаю, — Бартоломе оглянулся вокруг и понизил голос, — я не знаю и не понимаю, зачем нужна Испании инквизиция! И боюсь, что никто не ответит тебе на твой вопрос.

Алонсо больше не спрашивал Бартоломе. Он никогда прежде не видел его таким суровым и строгим.

— Прости меня, Алонсо, но ты затронул слишком больной и трудный вопрос для всякого честного кастильца. Не говори ни с кем об этом, но помни слова Лукреция: «Сколько зол может вызвать религия!»

И Бартоломе протянул руку Алонсо:

— Но ты не станешь осуждать меня за это? После смерти отца у меня нет человека ближе тебя. Не покидай меня никогда!

— Когда умирал твой отец, Бартоломе, я дал ему клятву никогда не разлучаться с тобой. И я эту клятву сдержу: только смерть разлучит нас!

И под тяжелой каменной аркой старинных толедских «Ворот солнца» в крепком рукопожатье соединились белая рука испанца и смуглая рука кубинца.

…Дорога из Толедо в Авилу шла по пыльной выжженной равнине Старой Кастилии. В стороне остался стоящий на пустынном плоскогорье мелководного Мансанареса маленький городок Мадрид с его древними развалинами и низкими глинобитными домиками. Этому невзрачному, хотя и старинному городу суждено было через шестьдесят лет стать столицей Испании, могучей державы, владеющей почти половиной Европы и огромными землями Нового Света. А сейчас Мадрид, ничем не привлекавший путешественников, остался позади.

— Знаешь, Алонсо, река Мансанарес из-за своего мелководья с давних пор служит предметом для насмешек и острот. Например, один иностранный посол, кажется, Франции, писал: «Речка эта так мала, что название ее гораздо длиннее, чем ее ширина!»